Лещенко, Вера Георгиевна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Лещенко и Белоусова

Ве́ра Гео́ргиевна Ле́щенко

(девичья фамилия Белоу́сова , 1 ноября 1923, Одесса — 19 декабря 2009, Москва) — советская эстрадная певица, жена Пётра Константиновича Лещенко

Биография

Вера Георгиевна родилась в Одессе в 1923 году, 1 ноября. Училась в школе общеобразовательной и музыкальной, потом Музыкальное училище, консерватория. В 1942 году её представили Петру Лещенко, приехавшему на гастроли в Одессу, певцу, чьё имя было известно всему миру и лишь на его родине бывшее под запретом. Одна встреча растянулась на десять счастливых лет любви, надежды. Десять лет рядом с человеком, открывшим ей целый мир, ставшим ей мужем, другом, учителем, были самыми счастливыми в её жизни.

Счастье их оборвалось в одночасье. Арестовали Петра Константиновича в 1951 году, потом и Вера Георгиевна предстала перед советской «тройкой» в 1952. ( враньё, в 52-ом «троек» уже не было.)

Приговор был — 25 лет лагерей. Ей повезло, через два года она вышла на свободу.

Была солисткой Брянской филармонии, потом Москва — оркестр Липского, затем Ренского. Союзконцерт и уже до ухода на пенсию Вера Лещенко была на ставке вокалистки Москонцерта.

Судьба Петра Лещенко долгое время была ей неизвестна, а попытки получить о нём какую-то информацию, оказывались безуспешны. Лишь спустя два года она узнала, что Петра Константиновича не стало в 1954 году — в год её освобождения.

Шло время, она вышла замуж, но помнила и любила своего одного единственного Петра Константиновича. Писала прошения в различные инстанции, обивала пороги чиновничьих кабинетов с одной единственной просьбой помочь найти её мужа, но в ответ слышала: «Нет информации. Обращайтесь в Румынию». Письма, что отправляла в Румынию, ей возвращались без ответа и объяснений. Её огорчало, что репертуар Петра Константиновича многие использовали, а вот добрым словом его не все вспоминали. Ещё долго он был под запретом в стране, которую любил. А когда выпустила первые долгоиграющие пластинки Петра Лещенко, когда его имя и голос стали звучать по радио, телевидению, когда появились в газетах и журналах первые статьи, не ругательные, а хвалебные, то успокоилась. Ей не нужны были гонорары, которыми её старательно обделяли издатели, её даже допускавшиеся авторами статей ошибки в биографии Петра Константиновича не очень огорчали. Главным для неё было то, что Петра Лещенко признали там, куда он мечтал вернуться. Она была очень благодарна кишиневцам, которые воистину бережно хранили память о Петре Константиновиче. По инициативе Издательского Дома «Татьяна» в Кишиневе именем её мужа были названы улица и переулок: «Одесситы мои любимые уже второй десяток лет говорят, обещают, а в Кишиневе уже таблички на домах появились с именем Пети». Вере Георгиевне удалось лишь в последние годы своей жизни выяснить обстоятельства гибели Петра Константиновича, издать книгу воспоминаний о нём — «Скажите, почему?».

Вера Георгиевна умерла 19 декабря 2009 года, в ночь с пятницы на субботу. В последние месяцы, несмотря на болезнь, подкосившую её, она искренне радовалась выходу книги своих воспоминаний. Её слова: «Я теперь спокойна. Кто любит Петра Константиновича, сможет узнать правду о нем. А, кто завидует ему, пусть читает помойку в Интернете и тратит деньги на книги пустословов-авторов».

Вера Георгиевна верила, что поднимется и сможет побывать в Кишиневе и Бухаресте, что сможет пройти по улочкам, по которым ходил Петр Константинович, прикоснуться к сцене, на которую он выходил в Кишиневе, в самом начале своей сценической жизни. Вера Георгиевна ждала вестей из Бухареста: появилась надежда, что могила Петра Константиновича существует. Она мечтала, что добьется перезахоронения своего любимого и упокоится только рядом с ним.

Вера Георгиевна боялась ходить на кладбище, когда такое посещение было неизбежно, очень нервничала. Лишь однажды, лет семь назад на Перепечинском кладбище хоронили её знакомого музыканта. На следующий день она призналась: «Ох, не могла уснуть. Я только там хочу перезахоронить Петечку, и сама там хочу найти покой рядом с ним. Я нервничала, плакала, а когда приехали на кладбище успокоилась. Там тихо и красиво. Я увидела красавцев павлинов и вспомнила, как мы с Петей в Бухаресте ходили в парк кормить их. Нас поначалу ругали смотрители парка, а потом только нам разрешали подходить близко к птицам. Вчера я увидела совсем новое кладбище, где мне сердце согрело то, что там память хранят красиво. Цветы необыкновенные и павлины — чудо! Для меня престижно там, где умеют хранить память. А не показухой заниматься».

Вера Георгиевна последние месяцы была прикована к постели, но она отказывалась подчиниться хвори. И все же сердце её слишком устало, и, в конечном счёте, не выдержало. Её последние слова были: «Петья! Петья! Петья!». По её рассказам так звали Лещенко румыны.

Веру Георгиевну похоронили на Перепечинском кладбище. Из Лос-Анджелеса Майя Розова прислала стихи, которые прозвучали на прощании:

На смерть Веры Лещенко Ещё одна история любви Оплакана, рассказана, воспета… Что это? Снег так бел? Иль херувим, Звездою «ВЕРА», нам добавил света? О, да! А рядом с «ВЕРОЮ» уже горит Звезда печальная — звезда страданий и утрат. Певцу, в неволе убиенному, принадлежит. Её давно зовём мы именем Петрa — Певца любви… Он пред кончиной Верy свою звал! Она ж, в темнице, его мучителей молила о пощаде. Но смерть спасла Петра от мук, явившись на закате, А Верe на вопрос: СКАЖИТЕ, ПОЧЕМУ? — никто ответа никогда не дал! Две яркие звезды! Теперь уж навсегда Сиять им на свободе в небе тёмно- сером. Пусть век ушёл, но с нами «ПЁТР» — давняя звезда И рядом звёздочка… Её вчера назвали «ВЕРА».

Комментарии

Сайт (2) Facebook (0) Одноклассники (0)

Автор

24.05.2017, 11:21

спасибо за развернутый комментарий о «потоке сознания». понимаете, я пишу о кино — к этому виду искусства я неравнодушен. назвать себя фанатом всех этих «Черных глаз» действительно не могу: но в конце концов, телевидение — это такая столовая, в которой очень часто приходится брать то, что дают. со статьей в «Википедии» я действительно знакомился (не понимаю только, откуда это «бегло», она не такая уж и огромная), но при этом прочитал еще несколько газетных и журнальных материалов, а вот сериалы смотреть «в быстрой перемотке» не умею — и не очень представляю, как это делается. и никто не оспаривает право создателей сериала фантазировать — другое дело, как эти фантазии отображаются на экране. считаю, что вставные мини-ремейки картины «Табор уходит в небо» в якобы биографическом проекте — это не супер.

а платят за слово (вернее, за строку) — тут, конечно, срывания покровов не получилось. мне искренне жаль, что у вас сложилось впечатление, что этот текст — о жизни певца. он о том, во что можно превратить любую жизнь, когда кино о ней снимается по любым, а особенно — не самым лучшим шаблонам.

— Андрей Митрофанов

1

23.05.2017, 22:33

Из этого потока сознания можно понять только две вещи. Первое — автор статьи не знает ничего о Петре Лещенко и равнодушен к его творчеству. Второе — автор бегло ознакомился со статьей о Лещенко в википедии, просмотрел сериал в быстрой перемотке, нашел несколько несоответствий и решил, что уже можно писать рецензию. Чувствуется, кстати, что платят за слово, потому что их примерно в десять раз больше, чем нужно для того, чтобы донести до читателя две эти очень простые вещи.

Что до Лещенко, то биография его крайне туманна, сколько-нибудь серьезных материалов о его жизни нет (если не считать, конечно, маловразумительных воспоминаний его вдовы, написанных уже в том возрасте, когда мозговая деятельность, к сожалению, сильно ослабевает), поэтому создатели сериала имели полное право фантазировать.

— АВ (гость)

Комментариев пока не было

Комментариев пока не было

Ссылки

• Вера Лещенко, «СКАЖИТЕ, ПОЧЕМУ?!», издательство ДЕКОМ, серия «Русские шансонье», 280 стр., твёрдый переплет,

CD-диск в подарок

• [history-life.ru/post121172007/ Дмитрий_Шварц Памяти Веры Георгиевны Лещенко — Пятница, 19 Февраля 2010 г. 19:38]
• [www.shansonprofi.ru/archiv/notes/paper70/ Филипп Рубис — Голгофа для «короля танго» От посудомойки до шансонье № 1- За решеткой, № 1, январь-февраль 2003]
• [www.tangoman.narod.ru/leshenko.htm Алексей Светайло — Петр Лещенко — танго обаяния]
• [eksteins.wordpress.com/2009/12/19/all-that-was/ juris eckstein — All That Was… — Posted in memoriam by Juris on Decembris 19, 2009]
• [petrleschenco.ucoz.ru/index/0-2 Пётр Лещенко — Всё, что было]
• Прощай мой табор, пою в последний раз. По материалам архивно-следственного дела № 15641-П В. Г. Белоусовой-Лещенко//В. А. Смирнов. Реквием XX-го века. Т.2. Одесса, Астропринт, 2003, стр.31-52

Отрывок, характеризующий Лещенко, Вера Георгиевна

M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга. – Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.] – Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l’amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?] Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного. Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться. Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание. – Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J’ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…] – J’ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен. – Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.] Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея. Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату: – И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув. Lise вздрогнула тоже. – Даже завтра, – отвечал брат. – II m’abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l’avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…] Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот: – Наверное? – сказала она. Лицо княгини изменилось. Она вздохнула. – Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно… Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала. – Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же? – То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна. – И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости. – Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни. Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона. – А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку. Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом. – Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше? – Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров. – Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь. – Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили. Князь Андрей улыбнулся.

Лещенко, Вера Георгиевна

Вера Георгиевна родилась в Одессе 1 ноября 1923 года. Училась в общеобразовательной и музыкальной школах, затем в музыкальном училище и консерватории. В 1942 году её представили Петру Лещенко, приехавшему на гастроли в Одессу, певцу, чьё имя было известно всему миру и лишь на его родине бывшее под запретом. Одна встреча растянулась на десять счастливых лет любви, надежды. Десять лет рядом с человеком, открывшим ей целый мир, ставшим ей мужем, другом, учителем, были самыми счастливыми в её жизни.

Счастье их оборвалось в одночасье. Арестовали Петра Константиновича в 1951 году, потом и Вера Георгиевна была арестована и осуждена в 1952-м.

Приговор был — 25 лет лагерей. Ей повезло, через два года она вышла на свободу.[1]

Была солисткой Брянской филармонии, потом Москва — оркестр Липского, затем оркестр Ренского, Союзконцерт — и уже до самого ухода на пенсию Вера Лещенко была на ставке вокалистки Москонцерта.

Судьба Петра Лещенко долгое время была ей неизвестна, а попытки получить о нём какую-то информацию, оказывались безуспешны. Лишь спустя два года она узнала, что Петра Константиновича не стало в 1954 году — в год её освобождения.[2]

Шло время, она вышла замуж, но помнила и любила своего одного единственного Петра Константиновича. Писала прошения в различные инстанции, обивала пороги чиновничьих кабинетов с одной единственной просьбой — помочь найти её мужа, но в ответ слышала: «Нет информации. Обращайтесь в Румынию». Письма, которые она отправляла в Румынию, ей возвращались без ответа и объяснений. Её огорчало, что репертуар Петра Константиновича многие использовали, а вот добрым словом его не все вспоминали. Долго он был под запретом в стране, которую любил. А когда выпустила первые долгоиграющие пластинки Петра Лещенко, когда его имя и голос стали звучать по радио, телевидению, когда появились в газетах и журналах первые статьи, не ругательные, а хвалебные, то успокоилась. Ей не нужны были гонорары, которыми её старательно обделяли издатели, её даже допускавшиеся авторами статей ошибки в биографии Петра Константиновича не очень огорчали. Главным для неё было то, что Петра Лещенко признали там, куда он мечтал вернуться. Она была очень благодарна кишинёвцам, которые воистину бережно хранили память о Петре Константиновиче. По инициативе Издательского Дома «Татьяна» в Кишинёве именем её мужа были названы улица и переулок: «Одесситы мои любимые уже второй десяток лет говорят, обещают, а в Кишинёве уже таблички на домах появились с именем Пети». Вере Георгиевне удалось лишь в последние годы своей жизни выяснить обстоятельства гибели Петра Константиновича, издать книгу воспоминаний о нём — «Скажите, почему?».

Вера Георгиевна умерла 19 декабря 2009 года, в ночь с пятницы на субботу. В последние месяцы, несмотря на болезнь, подкосившую её, она искренне радовалась выходу книги своих воспоминаний. Её слова: «Я теперь спокойна. Кто любит Петра Константиновича, сможет узнать правду о нем. А кто завидует ему, пусть читает помойку в Интернете и тратит деньги на книги пустословов-авторов».

Вера Георгиевна верила, что поднимется и сможет побывать в Кишинёве и Бухаресте, что сможет пройти по улочкам, по которым ходил Петр Константинович, прикоснуться к сцене, на которую он выходил в Кишинёве, в самом начале своей сценической жизни. Вера Георгиевна ждала вестей из Бухареста: появилась надежда, что могила Петра Константиновича существует. Она мечтала, что добьется перезахоронения своего любимого и упокоится только рядом с ним.

Вера Георгиевна боялась ходить на кладбище, когда такое посещение было неизбежно, очень нервничала. Лишь однажды, лет семь назад на Перепечинском кладбище хоронили её знакомого музыканта. На следующий день она призналась: «Ох, не могла уснуть. Я только там хочу перезахоронить Петечку, и сама там хочу найти покой рядом с ним. Я нервничала, плакала, а когда приехали на кладбище успокоилась. Там тихо и красиво. Я увидела красавцев павлинов и вспомнила, как мы с Петей в Бухаресте ходили в парк кормить их. Нас поначалу ругали смотрители парка, а потом только нам разрешали подходить близко к птицам. Вчера я увидела совсем новое кладбище, где мне сердце согрело то, что там память хранят красиво. Цветы необыкновенные и павлины — чудо! Для меня престижно там, где умеют хранить память. А не показухой заниматься».

Смерть

Последние месяцы была прикована к постели, но она отказывалась подчиниться хвори. И все же сердце её слишком устало, и, в конечном счёте, не выдержало. Её последние слова были: «Петья! Петья! Петья!». По её рассказам, так звали Лещенко румыны.

Веру Георгиевну похоронили на Перепечинском кладбище. Из Лос-Анджелеса певица и музыкант Майя Розова прислала стихи, где есть строки:

Две яркие звезды! Теперь уж навсегда Сиять им на свободе в небе тёмно- сером. Пусть век ушёл, но с нами «ПЁТР» — давняя звезда И рядом звёздочка… Её вчера назвали «ВЕРА».

— Пётр Лещенко — Всё, что было[3]